ПРОРОК
поэма

В поэму включено выполненное автором
поэтическое переложение библейского текста –
Книги пророка Наума.
 
ОТ АВТОРА
 
Нетрудно объяснить, почему из всех библейских пророков меня прежде  всего заинтересовал Нахум из Элькоша – в русской традиции Наум Елкосеянин  (то  есть  родившийся  в  городе  Элькоше  или,  по   другой транскрипции,  в Елкосе).  Во-первых, тёзка; во-вторых, везде, где мне встречалось хотя бы упоминание о нём,  обязательно говорилось,  что по чисто  поэтическим достоинствам "Пророчество о Ниневии.  Книга видения Нахума из Элькоша" принадлежит  к  самым  ярким  страницам  Священного писания,  а самого пророка Наума можно считать одним из великих поэтов Израиля.
Но когда  я  вчитался  в текст – и,  естественно,  не мог не согласиться с приведенным мнением, – появился третий фактор,  действие которого  в конце концов подвигло меня на попытку поэтического переложения Книги пророка Наума, а затем и на сочинение поэмы о нём.
Мне кажется,  я не погрешу против правды,  если скажу, что современному читателю не так уж важны и интересны  взаимоотношения  древних Ассирии и Иудеи и те причины, которые позволили пророку Науму предречь гибель Ниневии – ассирийской столицы. Но в какой-то момент я неожиданно  для себя самого нашёл совершенно современную коллизию – как бы сегодняшний (точнее,  вчерашний) эквивалент фрагмента древней истории. Я представил себе Чехословакию после августа 1968 года и вообразил некоего пражского поэта, который в своих стихах пророчит развал Советского Союза. Думаю, не только в 68-м, но и в 88-м нашлось бы не так уж много поверивших современному пророку.
Тем не менее, пророчества сбываются – если их высказывают настоящие пророки.  Они же – настоящие поэты. Одному из них я рискнул придумать какие-то моменты биографии и попытался в меру своих скромных возможностей представить, что чувствует человек, которому Господь повелел быть пророком.
 
 
ПРОЛОГ
 
Задерживаю воздух на устах,
чтоб слово не слетело ненароком.
Я знаю всё, но страшно быть пророком.
Как совместить пророчество и страх?
 
Гляжу глазами, полными огня,
на то, что здесь, и то, что за порогом.
О Господи, нелепо быть пророком!
Зачем Ты это заложил в меня?
 
Я знаю всё, и на века вперёд,
о нас о всех и о судьбе народной:
она горька, горька бесповоротно, –
зачем же я обижу свой народ?
 
Родится слово в надлежащий срок,
посеет смуту – ну, а что за нею?
О Господи, что может быть смешнее,
чем веденье скрывающий пророк?!
 
Живите, ненавидя и любя,
в смешенье благородства и порока,
и не судите вашего пророка:
мне было страшно – но не за себя.
 
    
ГЛАВА 1
 
О брат мой любимый, тебя прикатила повозка.
Лицо твоё было из твёрдого жёлтого воска,
и твой подбородок вздымался пугающим клином,
и тело казалось таким неестественно длинным.
 
Ты стал в одночасье чужим, некрасивым и старым.
Глядел я в повозку, озноб колотил по суставам,
но холод рождался не болью, не горьким страданьем –
я всё уже видел в своём сновиденье недавнем.
 
Я спал, просыпался, и вновь засыпал,
                                                                  и упрямо
мне снилась повозка, мне снились повозка и яма.
Я вышел из дома и смерть увидал у порога
и понял: Господь уготовил мне долю пророка.
 
И стало мне страшно, и встал предо мною Исайя –
пророк, чья душа проходила по стёклам босая –
по хищным осколкам жестокости, зла и коварства
событий и судеб такого недавнего царства.
 
И молвил Исайя: – Блажен, кто доверился Богу,
но трижды подумай, вступая на эту дорогу:
за дни мои платой мне было деяние злое –
казнили меня, распилив деревянной пилою.
 
И канул Исайя, остались повозка и тело...
Добра за добро ожидать – предпоследнее дело!
Но если добро возлелею пророческим даром,
поверится мне, что родился и прожил недаром.
 
О брат мой любимый, прости прегрешенье пророку!
Дубовой колодой мне надо бы лечь на дорогу,
тебя удержать за одежду, за конскую сбрую, –
я видел повозку,
                         но видел и яму сырую!
 
А солнце слепило, был день нестерпимо горячим,
и сердце моё наполнялось истомой и плачем.
Я пал на колени, не зная, что явь, а что снится,
и слабые плечи подставил под Божью десницу.
   
 
ГЛАВА 2
 
Оказалась десница непомерно тяжёлой,
ибо стал я глашатай слов правдивых и точных,
и шарахались люди, будто я прокажённый,
будто бед и страданий я первейший источник.
 
И шарахались люди, будто страшные змеи
из меня извергались вместо доброго слова,
а всего и вины-то – что юлить не умею,
что звучал неподкупно и смотрелся сурово.
 
О, какие проклятья слышал я за спиною!
Как упрямые взгляды кровожадно горели!
Это я был повинен в иссушающем зное,
это я был повинен в саранче и холере.
 
Сговорился с Ассуром наш недавний владыка,
подчинясь непотребной самовластной идее;
всё равно – я повинен в том, что голод великий
от пришедшего войска охватил Иудею.
 
Им глаза открывая, чуть не лезу из кожи,
но жужжат в закоулках – мол, терпенье доколе?
Тоже, мол, утешитель, тот Нахум из Элькоша, –
он такого накличет, только дай ему волю!..
 
Я как будто не слышу, только ночью заплачу –
понадеюсь наивно, что Господь не увидит...
Сам себя вопрошаю: может, жить мне иначе?
Сам себе отвечаю: не пытайся, не выйдет.
 
 
ГЛАВА 3
 
Над Иудеей небо синее-синее-синее,
словно раскрасил ребёнок, взявший краски впервые.
А страна, задыхаясь, хрипит под железной пятой Ассирии,
и стонет Иерусалим в железных когтях Ниневии.
 
В моей Иудее давно искусство войны освоено,
и всё, что случилось, каждый мог предсказать без риска,
ибо у нас в лицо я знаю каждого воина,
но кто воплотит в число несметность войск ассирийских?
 
Как в Египте река, даря земле плодородие,
весной обретает лик огромного водоёма,
так разлился Ассур, – но страшно то половодье:
копья его и мечи взросли у каждого дома!
 
Пришельцы топчут наш быт, наш дух и наши традиции,
они берут наших жён и скарб, что годами нажит.
Они – хозяева здесь: их идолы каменнолицые,
задрав кольчужные бороды, стоят в поселеньях наших.
 
Луна сменяет луну, и быть пророком не надобно,
чтобы в грядущих годах беды видеть всё те же.
Но как я народу скажу, что эта неволя – надолго?
И что я народу скажу, чтобы его утешить?
   
 
ПРОРОЧЕСТВО О НИНЕВИИ.
КНИГА ВИДЕНИЯ НАХУМА ИЗ ЭЛЬКОША.
1.
 
Господь есть Бог ревнитель и мститель;
мститель Господь и в гневе страшен.
Молитвами грешный путь не мостите –
Бог не поверит молитвам вашим.
 
Облака – лишь пыль под ногами Бога,
буря и вихрь – Его одеянье.
Того, кто Ему преградит дорогу,
Он не оставит без воздаянья.
 
Ему перечить – себе на горе:
что ваше слово с Его словами?
От гнева Его высыхает море,
в Башане гибнут сады и в Ливане,
 
от страха холмы стекают к подножью,
даже у гор трясутся колени,
и падает ниц перед ликом Божьим
земля и всё её населенье.
 
Кто стерпит пламя гнева Господня?
Он реки сушит и скалы плавит.
Но в день беды Он утешит скорбных,
уповающих на Него не оставит.
 
Лишь ты, Ниневия, Ассура столица,
не жди утешенья и снисхожденья –
с тобою вот что должно случиться:
ты захлебнёшься от наводненья.
 
Врагов Его в Ниневии много –
во мгле потопа их ждёт могила.
Вотще умышляете вы против Бога!
Против Господней что ваша сила?
 
С грехом сплелись вы, словно терновник,
греху отдались, как зелью хмельному.
Но пламя гнева пожрёт греховных,
словно костёр – сухую солому.
 
Господь говорит: о Иудея!
Из тучного поля стернёй ты стала.
Но силу я отниму у злодея,
которая в прахе тебя держала.
 
Не вечно будут ярмом железным
тебя гнести ассирийские рати:
они в огне и крови исчезнут,
ничего не оставив, кроме проклятий.
 
Исчезнет их семя в пустынях мира –
в далёких странах и в сопредельных.
Ни единого каменного кумира
не останется на площадях и в молельнях.
 
О Иудея! Праздники празднуй,
вкушая мир, исполняй обеты;
отныне страхи твои напрасны:
сгинет враг и кончатся беды.
 
    
ГЛАВА 4
 
Богатыми и бедными дворами
пошла молва о том, что мы – живые.
Ежесубботне появляясь в Храме,
пророчу я паденье Ниневии.
 
Ежесубботне слушателей сотни
запоминают эти песнопенья,
и тысячи потом ежесубботне
от песни набираются терпенья.
 
И год, и два, а может, пять и десять
дышать им будет хоть слегка вольготней:
отчаянье сумел я перевесить
для них своею песнею субботней.
 
А Ниневия – что же Ниневия?
Моих видений ей ли опасаться?
Ей гибель прорицают не впервые,
она ж гремит, утаптывая плацы –
 
войска готовя для походов новых,
она куёт мечи и вяжет сети,
и грохот колесниц её суровых
слышней, чем все пророчества на свете.
 
Моё моленье – может, и шальное –
ей безопасно, словно щебет птицы, –
и всё-таки она следит за мною,
и всё-таки она меня боится.
 
А что бояться – не её ли лапа
так тяжела, что не вздохнуть от боли?
А времена Давида с Голиафом
по всем приметам не наступят боле.
 
    
ПРОРОЧЕСТВО О НИНЕВИИ.
КНИГА ВИДЕНИЯ НАХУМА ИЗ ЭЛЬКОША.
2.
 
Стереги дороги, Ассур, охраняй твердыни,
ибо твой разрушитель на тебя подымается ныне.
Виноградник Израиля истоптан, опустошён –
по велению Божьему вновь восстановится он.
 
Красны доспехи мстителей, их одежды багряны.
Героев смерть не пугает и не пугают раны.
В мечах, отточенных остро, блещет огонь небес,
сверкают их колесницы и копья растут, как лес.
 
Зовёт храбрецов на помощь царствующий в Ниневии;
но они на бегу спотыкаются, словно полуживые.
Слышат конницы топот,слышат оружия звон,
когда-то могучий город со всех сторон осаждён.
 
Бронзой брёвна окованы – нет спасенья воротам;
разрушен дворец, посылавший горе соседним народам;
обнажена Ниневия, в плен предстоит ей путь,
и стонут нежные жёны, себя ударяя в грудь.
 
Всегда была Ниневия водоёмом, полным водою,
а теперь она остаётся один на один с бедою.
Убегает её защита, бросив и меч, и щит;
"Стойте, – кричит она, – стойте!" –
                                         но никто назад не глядит.
 
Ночь сменяется ночью, и не приходит утро.
Враги расхищают золото и драгоценную утварь.
Грабёж и убийства длятся от темна до темна,
обескровлена Ниневия, разорена она.
 
Горе жизнь сохранившим! Трясутся у них колени,
содрогание в чреслах, себя уже видят в тлене.
Где логовище, откуда бросался могучий лев?
Со своею львицей и львёнком дрожит, едва уцелев.
 
Вчера ещё драл добычу лев ассирийской столицы
для насыщенья львят, для ублаженья львицы;
вчера наполнял пещеры отобранным у других –
сегодня смотрит понуро: опустошают их!
 
И скажет Господь Ассуру: – Погибель тебе не снится:
это Я истребил твоё войско, Я сжёг твои колесницы.
В мире больше не слышен голос твоих послов,
и о тебе не останется нескольких добрых слов.
 
 
ГЛАВА 5
 
Вот и стража явилась в мой дом,
старший смотрит презрительно-хмуро,
говорит: – Собирайся, пойдём, –
вызывает наместник Ассура.
И меня повели во дворец –
одного, безоружного! – трое...
Только Храм возвышался горою,
и подумалось: это – конец.
 
Но наместник был ласков со мной –
усадил, угостил, обнадёжил.
Он сказал: – Ты поэт неземной,
наш прекрасный Нахум из Элькоша.
Не считай эти речи за лесть –
я ценю мудреца и поэта;
но прислушайся к слову совета:
ты не должен в политику лезть.
 
Ибо кроме духовных утех
нужен общий порядок на свете
и забота нужна обо всех –
и о пахаре, и о поэте.
Люди просят бича, как и скот, –
ты со мной не сойдёшься на этом:
не дано пониманье поэтам
государственных наших забот.
 
И не надо: творите в тиши,
говорите несуетно с Богом,
но во имя спасенья души
не касайтесь того, что под боком.
Я надеюсь, ты понял меня,
наш прекрасный Нахум из Элькоша,
и пускай тебе Бог твой поможет
быть творцом до последнего дня.
 
На лице его дрогнул оскал,
как у льва, не сдержавшего рыка.
Самоцветом меня обласкал,
одарил ассирийский владыка.
И потом проводили домой –
одного, безоружного! – трое,
и стоял я над ямой сырою,
корчась весь между светом и тьмой...
 
 
ПРОРОЧЕСТВО О НИНЕВИИ.
КНИГА ВИДЕНИЯ НАХУМА ИЗ ЭЛЬКОША.
3.
 
О горе городу кровей,
убийств, разбоя и обмана,
где грабят, грабят непрестанно
его вельможных сыновей.
Вот слышен резкий звук бича,
вот грозный грохот колесницы,
сверкает меч и кровь струится –
она красна и горяча.
 
Последний бастион поник,
ревут рокочущие трубы,
и всюду трупы, трупы, трупы –
все спотыкаются о них.
Над Ниневией вороньё –
Господь назначил воздаянье
за все её блудодеянья,
за злодеянья все её.
 
Сказал Господь: – Не пощажу
надменной гордости столицы –
подняв на голову срамницы
края одежды, покажу
её нагою – на позор,
чтоб срам был виден и во мраке,
чтобы отшатывался всякий,
кто на неё подымет взор.
 
Был неприступен Но-Аммон
на Ниле, защищённый морем, –
теперь, в могуществе оспорен,
и он разграблен и пленён.
На улицах и площадях
учинены ему обиды:
его младенцы перебиты,
его вельможи все в цепях.
 
А ты, столица и оплот,
ты разве лучше Но-Аммона?
К тебе, хоть задохнись от стона,
никто на помощь не придёт!
Доступна ты своим врагам
и саду спелому подобна:
чуть дерева коснёшься – смоквы
тотчас же падают к ногам.
 
И воины твои теперь
подобны женщинам продажным:
враг подошёл – ворота настежь
и в доме каждом настежь дверь.
Пусть загородишь ты ручей,
и запасёшь в достатке глину,
и долго печи не остынут
для обжиганья кирпичей,
 
пусть нынче башня и стена
прочнее крепости вчерашней, –
но упадут стена и башня,
и всю тебя пожрёт война.
И всюду будет след меча,
его кровавый след повсюду,
хотя бы ты каким-то чудом
размножилась, как саранча.
 
Та саранча – твои купцы,
их много, словно звёзд на небе;
но лишь нуждаться станут в хлебе,
то улетят во все концы.
Та саранча – твои князья,
военачальники в походах;
сидят на изгородях в холод,
но обнаружить их нельзя,
 
едва над городом взойдёт
светило дня на небосклоне, –
они умчатся, и погоня
нигде следа их не найдёт.
Все пастыри твои уснут,
владыка, некогда всевластный,
и будешь ты взывать напрасно,
когда отарою без пут
 
народ рассеется в горах,
и некому собрать отару:
уходят молодой и старый,
тем и другим владеет страх.
Нет исцеленья язве той,
болезненной, кровавой ране –
никто к ней подносить не станет
ни мазь, ни травяной настой.
 
И все, услышавшие весть,
что ты погибла, Ниневия,
свои молитвы вековые
спешат к Всевышнему вознесть,
и распахнуть своё жильё,
и радость влить в чужую радость, –
о, на кого не простиралось
деянье злобное твоё?!
 
    
ГЛАВА 6
 
Кто готов поручиться, что знает слова несомненные?
Может быть, лишь поэт, сочетавший слова несравненные,
где созвучие цвета, соцветие звука и запаха
даст и чувства осмыслить,
                                      и смыслы почувствовать заново.
 
Кто готов поручиться, что знает слова несомненные?
Лишь священнослужитель, нашедший слова незабвенные, –
жить по правде и вере пытаясь хотя бы попробовать,
их годами хранят
                        лишь однажды слыхавшие проповедь.
 
Кто готов поручиться, что знает слова несомненные?
Это сможет пророк, произнесший слова несогбенные, –
подымают они и ведут, словно сила несметная,
от свечи до костра
                           и потом от костра до бессмертия.
 
    
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА
(вместо эпилога)
 
Книга пророка Наума написана предположительно между 616 и 612 гг. до н.э.  А в августе 612 года семитские племена халдеев заняли Ниневию и разрушили её дотла. Ассирийское царство перестало существовать.
 
О жизни пророка Наума ничего не известно.
 
1989 - 1999 гг.

вверх | назад