Евгений Витковский

МЫСЛИ НА СКВОЗНЯКЕ

(послесловие к сборнику Наума Басовского "АНФИЛАДА")

 

Название этой книги… вот и всё моё в ней участие. Да и название взято из стихотворения Наума Басовского, пленившего меня в девяностые годы. Не буду пересказывать сюжет его, оно в книге есть. Но длинная анфилада комнат, открывающаяся перед лирическим героем, невольно наводит на мысль: какой же сквозняк времён проходит через неё – из пустыни в пустыню, от хамсина, овевающего толпу, ведомую световым столбом, - и к нам, современникам автора. На этом горячем ветру рождены стихи книги, которую читатель держит в руках.

Автор её, большой русский поэт Наум Басовский, ещё недавно жил в России, точней – в СССР, государстве ныне столь же доисторическом и почти археологическом, как «Ассиро-Вавилония» или «Держава Инков». Сейчас автор живёт в Ришон-ле-Ционе, он приехал в Израиль в феврале 1992 года.

Стало быть, и полугода ещё не прошло в России, как приказала долго жить советская власть, не к ночи будь помянута. А ведь первые публикации Наума Басовского в Москве датированы 1977 годом. Поэту тогда пошел шестой десяток, но ведь и его творчеству – четвёртый. Тридцать лет, стало быть, он писал в стол. Можно ходить за Моисеем сорок лет, если веришь, что в конце концов придёшь в Землю Обетованную. Но и шагу не сделаешь, если не веришь в конечную цель пути. У поэта одна цель: оставить после себя людям корешок книги, на котором будет вытеснено (или хоть нацарапано, как повезёт) – его имя. Жизнь человеческая, как любил говорить Иван Елагин, укладывается в тире между двумя датами. И вот об этом «тире» поэт и обречён писать, – если, конечно, не сентименталист и не меланхолик, но и тогда от своего тире никуда не деться. Всё равно нет-нет да и вспоминается стихотворение не самого любимого моего поэта Роберта Фроста о двух дорогах: какой тропой ни пойдёшь, всё равно будешь думать о той, о другой, о непройденной.

Потому что всё-таки вышла в Москве ещё до отъезда хоть одна, но вполне  полноценная книга Басовского («Письмо заказное», М., 1989).  Цензура в эти годы особо не лютовала, - не до того ей было в приступах лёгкого чейн-стоксова дыхания. Точная проверка дат подтвердила: именно в момент подготовки цензуру вовсе отменили. Это позволило редактору, поэту Евгению Храмову, разрешить Басовскому полностью переделать состав книги, уже подготовленной к печати (!).  Храмов так и сказал: теперь автор несёт всю ответственность за напечатанное, поскольку цензуры нет. Да и вообще не надо забывать, что в 1986-1994 годах стремительно скончавшаяся советская литература оставила за собой то святое место, которое пусто не бывает, и отчего бы не оказаться Басовскому широко известным поэтом ЗДЕСЬ, а не ТАМ? Эта роль стремительно шла к Борису Чичибабину (1989 год – книга «Колокол», годом позже – государственная премия СССР за неё); да и жил Борис Алексеевич в той же неудобной для русского поэта по сей день стране, что именуется Украиной, а что умер в 1994 году, так это ведь поэт умер, а не стихи. Чичибабин вспомнился не случайно: когда вышло «Письмо заказное», автор послал его и Чичибабину, стихи которого помнил и ценил ещё с шестидесятых. Тот прислал ответную открыточку такого примерно содержания: как это Вы меня называете большим поэтом, когда это Вы – поэт милостью Божьей! Фростовская «тропа» могла бы быть и другой.

Наум Басовский всё-таки выбрал путь через Анфиладу, путь на родину предков. Но коль скоро языком творчества для поэта остается русский – все дороги неизбежно ведут в Москву. Не надо думать, что это московское чванство лично во мне говорит: хоть я и москвич не могу подсчитать в каком поколении, но горжусь разве что тем, что (хотя русской крови во мне нет ни эритроцита) предки выбрали Москву моей родиной, мне в ней и оставаться. У русского писателя, простите за трюизм, одна родина: русская литература. Карта Москвы как раз похожа на паутину. Всемирная Паутина, Интернет, принесла ко мне в виде файла из Святой Земли книгу русского, повторяю, поэта Наума Басовского. И вот перед тобой, читатель, «Анфилада»: аутентичный, ни на одно слово не изменённый авторский отчёт поэта за полвека творчества. Как чудесно назвал свою книгу другой поэт Эрец Исраэль – Михаил Генделев: «Неполное собрание сочинений». Авось и «Анфилада» – тоже такое вот неполное. Полное потом будет, неизбежно. Только торопиться ни к чему.

В Израиле между тем выходили  очередные книги поэта:

Вторая: «Свободный стих» (Иерусалим, 1997)

Третья: «Полнозвучие» (Иерусалим, 2000)

Четвертая: «Об осени духа и слова» (Иерусалим, 2004)

Пятая: «Не смолк ни один мотив» (Иерусалим, 2007)

Обычно к перечислению добавляют еще журналы и альманахи, где печатался поэт. И вправду в разные годы публиковался он в журналах «Новый мир», «Юность», «Дружба народов», «Нева», «Студенческий меридиан», «Еврейская улица» (СССР-Россия), «Алеф», «Двадцать два», «Иерусалимский журнал» (Израиль), «Время и мы» (США), «TSQ» (Канада) «Радуга» (Украина), «Крещатик» (Германия), в альманахах «Поэты Большого Тель-Авива», «Артикль» (Израиль), «Свет двуединый», «Диалог» (Россия – Израиль) и др.

Правда, «Свет двуединый» не альманах и не сборник, а антология, и вставлял туда Басовского я сам… но какая разница. Сколько раз писал я автору, что для меня он – лучший из ныне живущих поэтов Израиля (положим, наряду с одной великой женщиной, но о ней в другой раз, да я уже и писал о ней). «Разве это уровень…»,- грустно усмехался Наум.

Я не согласен. Когда кто-то назвал покойного Валерия Перелешина «лучшим русским поэтом Южного Полушария» – это было, возможно, и забавно, но не столь мало. Американская поэзия живёт без столиц, и прекрасно живёт. А у русской поэзии теперь одна столица, Интернет, и каждый читатель именно в ней ищет себе «своего главного». Такой великой кровью оплачена великая русская поэзия всё никак не кончающегося ХХ века, что рассуждать, «кто главнее», уже аморально

Мой учитель, поэт и художник Аркадий Штейнберг, много раз говорил, что русская поэзия – это такая армия, где взводами командуют генералы.

Лукавил мой учитель. В ХХ веке есть великие литературы, где на всю поэзию не наберется взвода лейтенантов, а старлея нет ни единого. Ну, отдыхает страна. И поэзия тоже. Во Франции  XVIII века, помимо «не совсем поэта» Вольтера и не печатавшегося Шенье, вспомнить некого. Своё литература взяла веком позже. И больше того: почти никогда не вырастают до мирового уровня в одном и том же месте и поэзия и проза. Случается это только в залитых кровью странах.

Лучше бы не цвести таким садам. Но… что имеем, то имеем. Рукописи не горят, только нельзя дать им сгнить. Для этого и создан «Водолей». Хвалиться не хочу, но часто мне кажется, что многих из тех, кого мы издали, я сам и придумал: зря, что ли, я фантаст, зря, что ли, числюсь по ведомству «параллельной истории»?

Тут небольшое отступление.

Басовский нередко перечисляет поэтов «своей» поэтической линии и строит её из имён, чуть ли не наполовину для меня совершенно неприемлемых. Да только важен ли состав той, скажем деликатно, земли, на которой вырастают яблони, а на них зреют золотые (в данном случае поэтические) яблоки. Важно, что эти яблоки – золотые. Да и опознал уже читатель моё лукавство, не мои ведь это слова о золотых яблоках, а слова Авгия в пьесе любимого Дюрренматта. Всего-то и нужно было, чтобы на эти плоды мне указали, а уж на каком перегное они выросли – не важно. Правда, в роли Геркулеса я чувствую себя плохо (разве что дюрренматтовского?…), зато роль Авгия у меня пожизненная. Кроме того, правило не без исключений. Среди главных поэтов Басовского проставлен Ходасевич; у Басовского даже стихотворение есть, где польско-еврейский гений русской поэзии фигурирует под псевдонимом, который я наклеил на него в рассказе «Штабс-капитан Янов», так что не удивляйтесь превращению Владислава Фелициановича в Станислава Люциановича: моя литература, что хочу, то с ней и делаю. Именно потому поэт Наум Басовский кажется мне иногда такой вот моей же выдумкой. Конечно, я сделал бы его киевлянином, как Булгакова или Кржижановского; родиться заставил бы в 1937 году (чтобы не мыкаться, запоминая дату); конечно, герой был бы евреем, уехавшим в Израиль, мучающимся, когда дует хамсин, пишущим изумительные стихи… ну, и так далее. Обожаю заставлять героев пить кефир (меня от его запаха тошнит) - жизнь велит, она так устроена: в ней нет сюжета, но есть события. И то, что на золотые яблоки указывает Авгию сын, а мне на Басовского указал Александр Ревич (который по возрасту мне как раз в отцы и годится), это всё литература шутит, она набивает собой нашу жизнь… Но читатели говорят, что у меня бывают удачные выдумки. Если это так, то Басовский, взявшийся за поэтическое перо сразу в момент своего возникновения, за тринадцать лет до моего рождения, – уж точно моя выдумка. Надо же раз в жизни было и большого поэта придумать? Второй раз такого  не будет.

Параллельные миры в поэзии ещё реальней, чем в физике или в том прозаическом жанре, благодаря которому я горжусь прозвищем «параллельного историка». У нас, немногочисленных, близко родственных простым трудягам-фантастам, даже негласный праздник есть, первое воскресенье каждого декабря: я придумал его много лет назад, никто не возражал, вот и отмечаем, раз уж есть повод что-то отметить. А меня в жар кидает, когда и поэзия дарит подобные параллельные миры.

…Наверняка ведь один поэт не читал другого. Полвека с большим гаком тому назад в Париже поэт Игорь Чиннов написал строку: «Немного рыбы и немного соли». Два года тому назад Басовский у себя дома записал: «Немного мяса и немного сыра». Происходило это не по законам кашрута (Чиннов сроду евреем не был) и не по кулинарным соображениям, а по законам поэзии. «Из какого сора»?.. Да хоть из кулинарной книги. И даже без неё, если есть поэтический талант. Совпадений в нашей жизни и в поэзии куда больше, чем принято думать. Вот ещё одна «перекличка», как и в случае с Игорем Чинновым. У Басовского есть стихотворение «Вот подробности утра…», которое кончается строчками: «Вот подробности жизни: фамилия, имя, две даты, / заключённые в скобки, и знак между ними – тире». А вот именно этих, упомянутых ранее, слов Ивана Елагина Басовский, по собственному признанию, не знал. Только важно ли это?

Выдуманный мной персонаж думает то, что думаю я сам (а может ли он думать иначе?):

«Если я смею называть себя поэтом, то я русский поэт с еврейской судьбой – не первый и не последний в ряду подобных мне. Следовательно, нужно просто писать хорошие русские стихи, в которых неминуемо будет проступать моя еврейская судьба. Если они будут действительно хороши, то сохранятся и после меня – не в русскоязычной поэзии Израиля, а просто в русской поэзии». Так говорит и так пишет Наум Басовский, которого теперь смогут в должном объёме и в хорошем, авторском отборе прочесть читатели где угодно: в Москве ли, в Бостоне ли, а то и на острове Бали. Советская империя не просто рухнула, она, как и любая империя, отомстила за свою гибель тем, что её государственный язык наконец-то стал языком мирового значения.

Никого не удивляют нынче антологии вроде «Русских поэтов Китая», научным редактором как раз этой антологии мне довелось быть. Это очень немало: из 58 поэтов, вошедших в эту книгу, десяток совсем хороших, а два-три из них  – высшего разряда (Арсений Несмелов, Марианна Колосова, Валерий Перелешин). Жаль, что так и не доходит до печатного станка составленный Вадимом Крейдом двухтомник «Русская поэзия США и Канады»: там нашлось бы и побольше. Бразилия, Парагвай, Австралия, Абиссиния – везде отыщется хоть один русский писатель очень крупного масштаба. Про Израиль и речи нет: где-где, а там литература на русском языке если не процветает (это ей вообще не свойственно), то существует в таком количестве, а главное – качестве, что нелегко справиться хотя бы с открытием основных имен «первого ранга».

Мы и не надеемся. Мы всего лишь делаем то, что считаем своим долгом, – переводим тех, кто известен одним лишь друзьям и серьёзным литературоведам, в разряд тех, кто доступен истинным ценителям русской, да и не только русской, поэзии. Алдановский Пьер Ламор говорил: «Нет суда истории, есть суд историков, а он меняется каждое десятилетие». И в литературоведении то же самое. По поколению Басовский ровесник тех, кого нужно бы назвать «семидесятниками». Но в литературоведении и термина такого пока нет, в литературу Басовский вошел разве что в девяностые, а если быть совсем честным, он, видимо, попадёт в число старших поэтов XXI века. Так Случевского иной раз заносят в поэты ХХ века, ибо только в этом веке его оценили.

Нет в такой участи ни грусти, ни несправедливости.

Ибо перед нами книга живого классика.

А теперь я объясню, почему стараюсь никогда не писать к книгам предисловий. Тот, кого заинтересовала книга, читает мои размышления после собственно книги.

И появляется повод, особенно у тех, кто со мной не согласен, прочесть книгу -  «Анфиладу» в данном случае - ещё раз.

Она того стоит.

                                                                 


вверх | назад

1957 - 1977 гг.
1978 - 1987 гг.
1988 - 1997 гг.
2007 г.
МЫСЛИ НА СКВОЗНЯКЕ
Послесловие Евг.Витковского

Hosted by uCoz