Писать о поэзии, которая рифмуется с твоей собственной душой, - занятие практически бесперспективное. Иное дело - высечь очевидного графомана, затесавшегося с известным товаром в калашный ряд. Тут уж можно разгуляться вовсю: поглумиться над отсутствием логики, выявить мыльную природу неточной метафоричности, разоблачить лицедейскую сущность ходульного пафоса... И еще Бог знает за какие грехи высечь человека, который не виновен ни в чем смертном, за исключением того, что принял обычную склонность к версификации за священный поэтический дар.

Стихи же хорошего поэта хочется не "критиковать" и не "анализировать", а лишь только прилежно цитировать. И по возможности в большем объеме. Но, увы, газетная рубрика требует не самих текстов, а их препарирования. Посему со вздохом приступаю.

Передо мной очень симпатичная и со вкусом изданная книга израильского русскоязычного поэта. Белая глянцевая обложка, имя автора, гравюра Стасиса Красаускаса, заголовок... "Свободный стих". Да, если бы небо сподобило меня на поэтический талант, я бы, наверное, тоже пожелал назвать этапный сборник стихов подобным многозначным словосочетанием.

А книга воистину этапная. Автору пошел седьмой десяток, первые публикации в московской прессе датированы 1977-м годом, и, следовательно, уже свыше двадцати лет в русской поэзии (ведомо сие знатокам или нет) существует такое явление - Наум Басовский. Я, естественно, не знал того московского технаря, что дебютировал два десятилетия назад в "Новом мире" и "Юности", но, судя по стихам тех лет, никакой "ранней лирики" или "периода ученичества" не было и в помине. Скажем, текст, датированный 1978 годом, представляет собой достойный образец российской интеллектуальной лирики, которую олицетворяли А.Кушнер, В.Соколов или очень рано ушедший С. Дрофенко.

...Лесная впадина до дна

полна колеблющейся ваты,

и в корневищах узловатых

тропа почти что не видна.

А за леском туман стеной,

и я прислушиваюсь к птице,

чтоб невзначай не оступиться

на узкой дамбе торфяной....

Впрочем, вовсе даже не обязательно непременно венчать процитированный текст с указанными европоцентричными любомудрами. Он в такой же степени родственен с пахучей корневой поэзией Н.Рубцова или с лучшими вещами И.Шкляревского. Словом, налицо профессиональная, полнокровная русская поэзия, которой в ту пору замечательно владели авторы-евреи. И только последнее обстоятельство не позволяло им пробиться в первые ряды всевозможных "обойм", на страницы толстых журналов, в планы редподготовки издательств...

Несомненно, автор "Свободного стиха" - человек прекрасно образованный и знающий толк в изящной словесности. Но отнюдь не "архивный юноша", предпочитающий запах книжной пыли всем прочим натуральным ароматам. В те годы, когда начинающие поэты просто из одной аллергии на осточертевший реализм бросались то в авангард, то в чахоточное эстетство, Басовский (как мне, по крайней мере, кажется) присягнул на верность искусству без "измов", которое и двадцать лет назад, и сейчас аукается с именами Баратынского, Некрасова, Фета, Бунина, Анненского, Ходасевича, Пастернака...

Одна тель-авивская поэтесса (женщина весьма одаренная), ознакомившись с новой книгой Басовского,  сказала:  "Хорошо,  талантливо,  профессионально... Но как-то слишком ровно. Поменяй у некоторых текстов даты - и не поймешь, какой написан в 1978-м, а какой в 1997-м..."

Процитированное мнение имеет, конечно, право на существование, но мне оно представляется не то чтобы неверным, но отчасти поверхностным. Давайте вслушаемся.

...А хочешь, будем жить в пустыне без воды,

под ветром зазвенит палатка раскаленная,

а рядом в мираже Москва перебеленная

и музыка катка, где Чистые пруды.

Пускай не навсегда - на час, на полчаса

все горести твои покажутся напрасными,

и, как давным-давно, окажутся прекрасными

тепло, и свет, и звук, и хлеб, и чудеса...

Это отзвук  1983  года, когда  поэт, предлагая любимой пожить в пустыне, вероятно, и не предполагал, насколько это будет звучать пророчески  десятилетие  спустя.  Но  в  данном  случае меня   занимает  не  бытовая  парапсихология,  а разность в ощущении мира автора "тамошнего" и "здешнего". Вот вам взятое наугад стихотворение образца 1993-го:

Вместо блеклой прожаренной сини

в небе пятна: графит и зола.

Как-то вдруг из просвета в хамсине

подступила вторая зима.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Все понятия сдвинулись малость –

холод в доме, тепло у дверей...

Все не так, как вдали представлялось, -

приземленнее, проще, мудрей...

Совсем,  совсем  не  тот  перед  нами  поэт, радостно нанизывавший  на  шампур строки "и свет, и звук, и хлеб, и чудеса". А все потому, что испытал всем нам ведомое потрясение второго рождения,  которое и заставляет человека  талантливого   внезапно   делаться   "приземленнее, проще, мудрей".

В кратком предисловии к "Свободному стиху" Александр Ревич восхищенно пишет о стихотворении Басовского "Анфилада", в котором "череда смежных комнат... ведет героя и нас, читателей, по дороге его семьи, по дороге его судьбы, рода и народа, ведет путями европейского еврейства, через его прекрасную и трагическую историю

Я тоже пленен этим умным и грациозным текстом, но мне кажется, что слова Ревича применимы и для всей книги "Свободный стих", которая достойна более серьезного отклика, нежели моя нестройная импровизация. И таковые, надеюсь, будут.

(Газета «Время», приложение «Калейдоскоп», февраль 1998 г.)

КОРОТКО ОБ АВТОРЕ. Аркадий Хаенко (1954, Краснодар - 2001, Тель-Авив), прозаик, критик, журналист,  обозреватель газеты "Время". Автор книг «Охота на льва» (Краснодар, 1988), "Комната смеха" ("Иврус", 1997), "Третий крик ирокеза" ("Роман-газета", приложение к "Новостям недели", 2002).